«Мантра» — московский музыкальный проект Ники Ратомской и Марины Гутеневой недавно побывавший на гастролях в Санкт-Петербурге.
Сказка, придуманная однажды ночью на кухне за чашкой горячего чая. Быль, ставшая смыслом жизни многих людей. Молитва о доброте, любви и взаимопонимании. Высшее знание того, что в итоге все будет очень-очень хорошо.
— Ника, правда ли, что группа «Мантра» родилась одним прекрасным поздним вечером в прокуренной кухне, под вкусный горячий чай? Вы празднуете день рождение своей группы?
— Правда. На очень уютной и очень прокуренной советской кухне в тринадцатикомнатной коммунальной квартире на Цветном Бульваре.
Давным-давно в центре Москвы стоял странный-престранный дом. Он был длинный, как гусеница, одноэтажный и в нем было тринадцать комнат.
В свое время там жили целые семьи, как в обычной коммунальной квартире, но впоследствии все обитатели дома получили свои заветные ключи от новых квартир, а мой хороший друг и театральный режиссер остался обладателям роскошного жилища в центре столицы.
На кухне этого дома можно было встретить кого угодно и когда угодно. Мой друг и режиссер смело давал приют всем, кто в нем нуждался. А кто обычно нуждается в приюте помимо профессиональных городских бездельников? Конечно же — творческая молодежь. Поступающие, поступившие, выпустившиеся актеры, танцоры, художники, писатели, дизайнеры, поэты, музыканты…
Я тогда была частым гостем в театре им. Моссовета. В его дворике рядом со служебным входом всегда было полным-полно студентов. На кухне в нашем творческом прибежище постоянно шли всевозможные репетиции и чтения.
Среди всех, кто заходил в гости, я была самой юной, но это не мешало мне мечтать о том, что когда я вырасту, то обязательно создам проект, в котором будет место каждому из присутствовавших.
С тех пор прошло уже больше десяти лет, на месте этого дома уже давно стоит очередная безликая стекляшка торгово-развлекательного комплекса, но я никого не обманула…
На данный момент в проекте «Мантра» занято более сорока участников. И некоторые из них так же, как и я, очень хорошо помнят ту мифическую кухню.
Говорят, когда рабочие вскрывали крышу дома, мой друг и режиссер спокойно допивал на кухне свой утренний кофе. И ни один мускул на его лице не дрожал.
А что касается дня рождения проекта — точную дату я, конечно, не вспомню. Зато я помню, когда я вышла на сцену с первой сольной программой. И теперь каждый год в этот памятный для меня день я стараюсь давать наш спектакль «Кухня: уроки творчества». В память о той самой кухне.
— Слово «мантра» трактуется в русском языке как молитва, как знания, полученные свыше, посредством повторения определенных слов. Скажите, что вы чувствуете, когда поете и играете свои песни?
— «Мантра» — это моя молитва. Когда я пою, небо становится ближе.
— Как происходит процесс написания песни? Вы садитесь в определенное время за инструмент и пишете или ждете вдохновения?
— Мой гений — это Петр Ильич Чайковский. Он как-то сказал, что «вдохновенье — это такая гостья, которая не любит посещать ленивых. Она является к тем, кто призывает ее». И это чистая правда.
Я не композитор, поэтому не имею привычки писать каждый день, но я каждый день уделяю от трех до шести часов занятиям музыкой, изучая теорию, сольфеджио, практикуя занятия фортепиано и скрипкой и, конечно, уделяя хотя бы час занятиям вокалом.
Иногда в процессе занятий песни приходят сами собой, иногда мы пишем песни совместно с композитором Мариной Гутеневой.
Совместное творчество облегчает жизнь нам обеим. Потому что в данном случае мне, например, необходимо знать, какой ритм у танго, еслия хочу написать текст для танго. Тогда я спрашиваю у Марины, Марина хлопает в ладоши, и минут через двадцать я кладу перед ней готовый текст.
Либо наоборот — Марина пишет и гармонизует мелодию, и я пишу текст на готовое музыкальное произведение.
— И все же — еще немного о вдохновении… Самое необычное место, где вас оно настигало?
— Скорее — где вдохновение заставало меня врасплох… Пожалуй, это всегда были — общественные места. Городской транспорт, например.
Одно время в студенческие годы я пела в церковно-приходском хоре в нашем знаменитом Центральном Московском Католическом Соборе Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии на Малой Грузинской улице.
Так вот, каждую мессу программа была новая, материала накапливалось огромное количество. Учить что-то наизусть было абсолютно невозможно. Поэтому по дороге куда-нибудь я всегда носила с собой огромную пачку нот со всевозможными молитвами, псалмами, канонами и так далее, попутно пропевая каждый номер и невольно сочиняя какие-нибудь несложные вариации на тему.
Разумеется, не все окружающие люди, понимали, что со мной. Большинство сторонилось, если не сказать — шарахалось.
Вообще, в минуты вдохновения — особенно певческого — меня никогда не смущало наличие людей вокруг.
Так, опять же, в студенческие годы я могла забыться и начать напевать тему из «Титаника» Джеймса Хорнера на последней парте в аудитории во время какой-нибудь жизненно важной лекции по истории средневековой Европы…
В результате нередко кто-нибудь с первых парт гневно оборачивался и интересовался, кто там тонет.
— Лозунг группы гласит: «Сказка есть». Расскажите про какое-нибудь сказочное событие в вашей жизни.
— Пожалуй, самым сказочным событием для меня стала встреча с одним удивительным поэтом. К моему великому стыду, я не помню его замечательной фамилии, потому что на тот момент это не имело ровно никакого значения.
Так вот… Давным-давно я работала в небезызвестной маркетинговой компании в отделе исследования рынка всевозможных продаж. Проще говоря — я занималась обыкновенными социологическими опросами, интересуясь в форме интервью у приглашенных ко мне в офис людей, сколько майонеза они готовы съесть за раз, каким пивом запить, на каком автомобиле поехать за добавкой и почему. Тоска смертная. Но мне нужно было чем-то платить за уроки вокала, поэтому выбирать не приходилось, тем более что график работы меня устраивал. И вот как-то я пришла на работу в воскресенье. Был декабрь, в офисе не было ни души, зато на улице мело, как в сказке. Засмотревшись в окно, я подумала, почему бы мне не написать сказку про Атлантиду. Представьте, что вот идете вы домой в такую пургу, и вдруг вас останавливает незнакомый человек и спрашивает: «Вы поверите мне, если я скажу, что Атлантида была?..» Развить эту сказочную тему я не успела, потому что в следующий момент в офис как назло понабежало любителей майонеза, пива и автомобилей. К вечеру я уже не помнила о своей сказке.
После работы я сходила на урок вокала, затем встретилась с друзьями и потанцевала зажигательный рок-н-ролл на концерте замечательной кавер-группы «Poison Lovers», мастерски перепевавших тех самых Poison.
Около двух часов ночи я устало плелась домой, отчаянно сражаясь с прямо-таки пушкинской метелью, что было сил пытавшейся сорвать с меня наушники от плеера.
Мне оставалось пройти метров двести по безлюдной улице, как вдруг сквозь запорошенные ресницы я разглядела впереди меня человеческий силуэт. Силуэт приближался. Это был хорошо одетый трезвый мужчина. Поравнявшись со мной, он кивнул мне в знак приветствия, а затем вежливо предложил коньяку, шоколаду и прогуляться в парке около моего дома. В два часа ночи. В пургу… Весьма нетривиально.
Я улыбнулась, вежливо отказалась и устремилась к дому.
Но стоило мне завернуть в арку двора, как сзади послышались суетливые тяжелые шаги. Мужчина отчаянно бежал за мной и пытался окликнуть.
По-хорошему до подъезда мне оставалось шагов десять, и можно было в него легко юркнуть и избежать никчемной ночной беседы. Но по какой-то причине я этого не сделала.
Я остановилась и дождалась, пока мужчина меня догонит, проклиная себя за идиотизм ситуации и искренне надеясь, что под полами пальто у него нет топора или хотя бы есть нижнее белье.
Мужчина добежал, отдышался и дрожавшим от одышки голосом начал извиняться за беспокойство. Сказал, что он поэт и что днем он отдал в редакцию свой новый сборник стихов, и что вот сейчас он шел от друзей и собирался поймать машину, потому что живет далеко отсюда, но дело не в этом. Дело в том, что он увидел меня в этой вьюге и понял, что именно со мной должен поделиться самой большой тайной в его жизни.
Я устойчиво боролась со скептическим выражением своего лица, не представляя, чем этот сумасшедший мог бы меня удивить.
И тут он говорит: — Я уверен, что вы меня поймете… Понимаете, все дело в том, что я родился на Атлантиде…
Надо ли говорить, что я пошла и гулять в ночной парк, и коньяку выпила, и шоколадом с удовольствием закусила?
Какие удивительные истории из своего детства рассказывал этот атлант! Какие удивительные стихи читал! Нигде и никогда после я не читала и уж тем более не слышала ничего подобного!
У меня с собой была плохая гитара. Но, должно быть, я играла на ней с таким лицом, словно это был настоящий Gibson, а не советская мебельная фабрика «Лира» и вдохновенно пела этому неземному человеку свои первые песни — неокрепшим хриплым голосом, рискуя отморозить пальцы или свалиться назавтра с жесточайшей ангиной…
Никогда в жизни — ни до, ни после не было у меня подобной по силе своей сказочности встречи!
Потом мы еще много раз встречались. Ходили ужинать куда-нибудь. Болтали о других мирах.
Однажды с нами ужинал главный редактор издания «Наука и жизнь», неожиданно посреди беседы выложивший на стол большущий кусок горного хрусталя, подаренного ему некогда Борисом Гребенщиковым. По крайней мере, главный редактор так сказал…
А потом у меня украли телефон на концерте «Аквариума». А потом я, кажется, уехала в Тунис на какие-то раскопки. И мне уже было не до Атлантиды.
Хотя сейчас я очень даже скучаю по ее мифам.
А что касается до превращения сказки в жизнь — какой вы эту сказку пишете, такой она и будет. Вполне вероятно, что топор у поэта с Атлантиды все-таки был. Просто я старалась об этом не думать.
— Супер! Как же вам удается жить в мегаполисе и при этом сохранять внутренне спокойствие и оставаться самой собой?
— Музыка успокаивает меня. Особенно скрипичная. Разозлюсь — беру скрипку в руки. Сложнейший инструмент. Занятия требуют постоянного внимания к интонации и к координации сразу всех на свете движений. Пока играешь — забываешь обо всем. И семья спасает. Даже раньше скрипки Мы путешествуем, ходим в гости, катаемся на велосипедах. Коты спасают. Их четверо. Гамак дома висит. Книжек много хороших…
— Недавно вы впервые были в Петербурге со своими концертами… Как вам город? Как вас встретили?
— Я очень люблю воду, реки… Там, где много воды — мне хорошо, несмотря на сырость.
В Питере вкусно и действительно недорого кормят и много здоровой пищи.
В детстве я не ела ничего, кроме шоколада и супа с лапшой. А теперь — всегда с удовольствием куплю горячую кружку какого-нибудь овощного или сырного супа с ароматным хрустящим багетом, который можно есть вприкуску, идя по улице и не отказывая себе в обеде.
Мне Питер близок по духу. Я здесь не первый раз и мне нравится быть здесь гостем. Иногда я думаю, что смогла в Питере жить.
Я обожаю питерские квартиры с их причудливейшими планировками, с огромными кухнями, с безумными дверями вещевых шкафов, которые внутри неожиданно оказываются ванными комнатами.
Во время последних гастролей мне показали самый странный питерский двор. Мы шли с телеканала «ВОТ!» после авторской программы Владимира Антипенко «Театр поэтов» с ведущей — поэтессой Галечкой Титовой, и она предложила посмотреть этот двор. Обещала, что — не пожалею.
И двор меня действительно поразил! Это был стандартный питерский двор-колодец, а посреди него вместо детской площадки лежал трехголовый здоровенный Змей-Горыныч. Словно муравьи, со всех сторон вдоль и поперек по нему с удовольствием ползали маленькие дети…
В такие моменты я жалею, что не рисую…
Встретили нас замечательно. В Питере очень много моих хороших коллег и друзей, к которым всегда можно наведаться в гости. И слушатели здесь очень внимательные. Особенные, что ли…
— Ваше творчество для всех или его понимают только «знающие» люди?
— Скорее, не знающие, а чувствующие и слышащие. Кроме всего прочего — охват аудитории непредсказуем. Нас слушают школьники, нас слушают пенсионеры. На наш концерт могут прийти одновременно гинеколог, сантехник и певица из Большого театра.
У меня есть подруга Каролин. Она из французской Канады. Она слушает Боба Дилана, Сигура Рос и Нику Ратомскую и Марину Гутеневу с проектом «Мантра». Она ничего не понимает по-русски. Ей просто нравится, как это звучит.
У меня есть подруга Элис из Австралии. Будучи проездом в Москве, она первым делом закачала на новый плеер наш альбом «Не рок-н-ролл».
У нас замечательная публика. И нашим слушателем может стать абсолютно каждый человек. Потому что, как я писала в пресс-релизе проекта: «На мантракухне найдется место каждому». И это — искренняя правда.
— К какому музыкальному жанру вы относите свою музыку?
— К жанру: Хорошая Музыка!
— Ваша группа использует множество самых разнообразных музыкальных инструментов… Есть ли у вас абсолютный фаворит? Без какого инструмента вы не сможете обойтись?
— Виолончель. Даже не так: виолончелист!
Я всегда хотела, чтобы у меня в проекте была виолончель. В электрическом составе «Мантры» (у нас есть еще акустический состав, и его звучание отличается наличием акустической ритм-гитары и аккордеона при отсутствии пианино и электрогитары) играет замечательный виолончелист Петр Сурайкин. Ни я, ни Марина (наш композитор и аранжировщик) не представляем себе проекта без звучания его инструмента. Ни в одном русском проекте такой виолончели нет, кроме тех, в которых Петя играл или для которых записывал инструмент в студии.
— Всем известно высказывание, что слово может «оживить» человека, но оно так же может и убить. Как вы думаете, что могут и, может быть, делают ваши песни?
— До момента первого выхода не сольно, а в рамках коллективного проекта я делала много всего. Однажды я поехала работать волонтером в международный лагерь при Бельско-Устьинском детском ПНИ.
Момент был тяжелый. Не так давно в интернате случилась беда — во время купания в речке утонул ребенок. Ходили слухи, что это было самоубийство. Дети же всегда крайне восприимчивы к таким вещам, а интернатские дети — особенно. Неудивительно, что день ото дня в местный лазарет попадал кто-то новый с поцарапанными венами или того хуже. Особенно активно попадали в него — девочки.
Я работала с группой мальчиков от двенадцать до пятнадцати лет с разными отклонениями и степенью нарушения мозговой деятельности. Мы с ними делали стенгазеты, рисовали, лепили из пластилина. Имея постоянную привычку что-то напевать, в течение одного из таких занятий я напевала новую недописанную песню.
В моей группе был мальчик с абсолютным слухом. Он моментально запомнил мелодию, затем спросил, что это за песня и попросил записать слова.
Сам писать он не умел.
Без всякой мысли я переписала ему незатейливые слова.
Каково же было мое удивление, когда во время прощального концерта этот мальчик вышел на импровизированную сцену и спел эту песню под простецкий синтезаторный аккомпанемент!
Он спел ее так, как я ее писала и как не могла спеть сама. В этой песне было столько жизни, что я невольно разрыдалась.
На этом, правда, концерт вынужден был прерваться, потому что певец неожиданно крикнул со сцены, что я плачу, бросил микрофон и вместе с толпой других детей побежал меня утешать…
Так вот, после этого концерта ко мне подходили эти покалеченные жизнью дети и благодарили. За то, что теперь им хочется жить.
Домой я уезжала с огромным мешком плюшевых игрушек, упаковок печенья, детского питанья и карамелек. Эти дети отдали мне все, что у них было.
Не взять что-то — означало кого-то отвергнуть.
Я, конечно, потом, взамен отправила этим детям — мешок своих игрушек и прочей снеди.
Это потом уже появилась «Мантра» со всей ее философией и громкими словами.
А тогда это была просто детская молитва. О самом главном.
— Каково же предназначение группы «Мантра»?
— Этот вопрос меня саму интересует больше всего. По крайней мере, еще есть множество людей, которые не в курсе, что сказка есть. А она есть. Как есть мы с вами.
