О том, как быть хорошей актрисой и при этом оставаться хранительницей очага, о специфике актерской профессии — применительно к театру «Буфф» — интервью с его ведущей актрисой, Анной Коршук.
Принято считать, что театр «Буфф» — это театр-кабаре, в котором играют исключительно мужчины-актеры, а женщины-актрисы всего лишь обрамляют действие красотой, изяществом и грацией. Но не спешите соглашаться с этим расхожим мнением.
— Актер и актриса это разные профессии? Или пол не имеет значения на сцене?
— Конечно, имеет значение, еще как имеет! Да, мужчины могут играть женщин, но то, что может играть актер, почти никогда не сможет сыграть актриса. Бывают, правда, исключения, когда женщины играют Гамлета или Акакия Акакиевича, но это все на уровне театрального эксперимента. В принципе, зоны четко поделены. Что есть у артистки? — Героиня, характерная, комическая старушка…. Вот и все, что мы можем себе позволить. У актеров диапазон значительно больше. А потом, если взять любую пьесу, сколько там женских ролей? Одна, две, три. А сколько — мужских?
— Но ведь главное — не количество, а качество?
— Женщина-актриса играет про любовь, так или иначе: предчувствие любви, трагедия любви, испытания любви, обретение любви. А такие категории как, например, свобода — принадлежит только мужчинам-актерам. Женщина, вещающая со сцены о равенстве и братстве, выглядит неестественно, правда ведь? А мужчинам — это все, пожалуйста. Мужчина-актер может играть и без чувств, он может играть мысль, идею, тему. И этого будет вполне достаточно. У женщин-актрис, в этом смысле, возможностей меньше.
— Считается, что настоящие актеры — не совсем мужчины, в них доминирует женское начало. Вы согласны?
— Возможно, ведь актерство предполагает жизнь чужой жизнью, разными жизнями, а это, в общем, не совсем по-мужски. Даже надевать костюм, наряжаться — тоже, вроде, мужчинам не с руки. Это как в детстве: поиграем, изменим себя. Мы уже — не мы, мы — другие… Не скажу, что это женское, скорее — детское. Может быть, актерская бесполость-то, как раз отсюда. Ведь дети, неважно, мальчики или девочки, играют, они верят в то, что делают, они перевоплощаются. Это им приносит радость. И это их объединяет. Потом мальчики и девочки вырастают, но кто-то так и не перестает играть, кто-то начинает получать удовольствие от игры, и уже не может без этого жить.
— Значит, нельзя сказать, что женщине более органично быть актрисой, чем мужчине — актером?
— Наоборот, мне кажется, что мужчинам лицедейство больше к лицу, чем женщинам. Мужчина в любом случае воспринимается всерьез на сцене, даже, если он кривляется, даже если он делает что-то гротесковое. А если женская игра не наполнена энергетически, ее «выступление» смотрится как кривляние, как что-то неестественное. Женщине сложнее… Может быть, потому, что я женщина, мне кажется, что это сложнее! Если б я была мужчиной, мне бы казалось, что женщине легче. Красиво оделись, вышли, стоят, и больше им делать ничего не надо, а нам, мол, мужчинам, нести идеи и сверхзадачи! Это же намного сложнее! А тут можно дурой быть, ни о чем не думать. И это все, что от тебя требуется!
— Про вашу героиню из спектакля «Распутник», госпожу Тьербуш, никак нельзя сказать, что она дура, что она несет в себе только любовь и у нее отсутствуют идеи…
— Все равно ее идеи связаны с тем, что называется «женщина»: отношение женщины к мужчине, мужчины к женщине, ее идеи не связаны с иными категориями. Даже если она говорит о свободе, это все равно свобода женская, свобода, в женском понимании. Потому что женщины все равно существа несвободные, правда, ведь?
— Мужчины-актеры на сцене и вне сцены ведут себя одинаково с женщинами-актрисами?
— В нашем театре, в смысле общения актеров и актрис, возможности маленькие: женское крыло — отдельно, мужское — отдельно, вышли со сцены и разошлись. И это правильно, потому что смешивать жизнь и сцену — нехорошо, этого не должно быть. Сцена — это единственное место, которое нас объединяет. А дальше — у каждого своя жизнь, и неважно, какой человек, кто он, что он. Пьет он кофе с сахаром или вообще кофе не пьет, курит он или нет… Это все не имеет отношения к профессии, к тому, что называется сценическое воплощение, к тому, что видит зритель. Собственно, театр существует для зрителя, а наша закулисная жизнь — только для нас. Есть привязанности, безусловно, вырабатываемые годами, мы же много времени проводим вместе. Есть симпатии, есть антипатии. Но это все — не главное в театре!
Что касается именно театра «Буфф», исторически так сложилось, что мужчины были лидерами, а женщины, они как антураж, как некое красивое приложение к тому, что происходит с мужчинами на сцене. Может, потому, что он начинался, как театр-кабаре? Есть, конечно, некая мужская доминанта, но мы стараемся ее преодолеть! У нас есть спектакль «Beautiful bodies, или мужчинам вход запрещен», в нем заняты одни женщины, вообще, нет мужчин. Это был своего рода эксперимент. В театре «Буфф» не принято, чтобы спектакль ставился без звезды. Считается, что иначе зритель не пойдет, как-то так за двадцать пять лет воспитали зрителя. Но эксперимент удался. И «красотки кабаре» уже отходят в историю. Мы стараемся, работаем в этом направлении, пытаемся доказать, что что-то можем сделать. Но опять же, если говорить о теме спектакля, то это спектакль о любви, об одиночестве, о женских проблемах. Это не история гибели подводной лодки, которую женщины своей силой подняли со дна.
— Думаете, зрителям интереснее история подводной лодки?
— Нет, но подвиг, сила духа тоже имеет значение. Это же здорово! А тут женщины! Ну, кто они такие?! Они так, слезу выжать и только-то…
— Быть женщиной, работать в театре, и притом еще заниматься семьей, это ли не подвиг?
— Просто мне с мужем повезло, он ведь тоже связан с театром. Мы учились на одном курсе, правда, он больше музыкант, чем артист. Сейчас он работает в «Смешном театрике». Самое главное, он с пониманием относится к моей профессии. На самом деле, это не просто. Честно говоря, актрисы, которые имеют мужей вне профессии, конечно, испытывают проблемы. Театр занимает много времени, это раз. Театр видит женщину в полуголом виде, это два. Есть свои сложности. Надо, конечно, обладать и мудростью, и мужеством, и терпением, чтобы иметь жену-актрису. Это годы труда, совместного труда… И потом, когда человек занимается тем делом, которое приносит ему удовольствие, это не может не вызывать уважения. А ведь, в сущности, без уважения не может быть близости. О чем тогда говорить?
— А ваши дети пойдут по стопам родителей?
— А куда ж им еще идти? Нет, не то, что мы им не желаем этой судьбы, или, наоборот, желаем. Мы просто пытаемся показать им эту судьбу не только с внешней, легкой и эффектной стороны: спектакль, все хлопают, маме цветы подарили, папе цветы подарили, все довольны… Нет! Наша профессия — это, прежде всего, труд. Недавно у детей произошел такой опыт, они оба снялись в кино. И они в своем юном возрасте почувствовали, что такое трудиться в этой профессии. Они поняли, что не так все просто, как кажется. Поэтому, я надеюсь, что у них не будет иллюзий, что вот, я приду, только дверь открою, и все произойдет. Они никогда не скажут, что театр — это ерунда. Они занимаются музыкой, а музыка это тоже — колоссальный труд. А там дальше — как сложится. Естественно, и разговоры дома только вокруг театра вертятся. Математические законы или теорию относительности мы обсуждаем только по случаю, если это как-то это связано с домашним заданием.
— Вы направляете сыновей в смысле творческих пристрастий?
— Да, приходится. Потому что давление компьютера, телевизора и всех средств массовой информации, в том числе, и мобильных телефонов, всей этой шелухи, такое мощное, что ребенку трудно сориентироваться, что такое «хорошо», что такое «плохо». Наше советское пионерское детство, при всей своей сложности, имело четкие границы: вот это — хорошо, а это — плохо. Этот поступок хороший, потому что человек пожертвовал собой. А этот плохой, потому что он для себя это сделал, он думает только о себе… Какие-то элементарные нравственные нормы были в нашем советском детстве, а сейчас доступно все… И как объяснить ребенку, что его поступок не совсем хороший, когда все так делают? В этом, пожалуй, самая большая сложность. Поэтому, какая у них будет профессия, это не самое важное. Хочется, чтобы они были сориентированы по жизни. Пока главный ориентир — это труд.
— Дети гордятся тем, что их родители занимаются творчеством?
— Безусловно, гордятся. Особенно старший сын. Он был вынужден с самого детства находиться в театре, поскольку его не с кем было оставить. Он делал свои выводы. Вплоть до того, что говорил, например: «Мама сегодня играет плохую, потому что так Исаак Романович захотел!» Это он про «Казанову»… Но вот Исаак Романович ушел: «Мама, теперь сыграй хорошую!» Как будто маму заставляют быть плохой, а мама-то, она ж не такая гадина! Было такое детское восприятие. В общем, сейчас дети понимают, как это трудно, даже просто выйти на сцену. Я надеюсь, что, когда они подрастут еще немножко, они будут больше гордится нами. Сейчас, это все еще детское, праздничное восприятие.
— Что вы делаете, когда собираетесь дома все вместе? Бывает ли вообще такое?
— Конечно! Обязательно! Мы часто собираемся большой семьей. У нас есть несколько традиций. Так как фамилия моего мужа Кремнев, мы каждое Рождество проводим Кремневские елки. У нас детей много, самому старшему будет четырнадцать, а все остальные — меньше-меньше-меньше. Дело в том, что в свое время я занималась в театральной студии, у меня сохранились дружеские отношения со студийцами, мы этой группой до сих пор держимся. Все уже выросли, обзавелись семьями, детьми, но мы до сих пор вместе. И наши дети тоже общаются между собой. На праздники наши дети устраивают нам представления, сами придумывают сказки. Это взрослые могут сесть за стол, пообщаться, выпить, обсудить проблемы. А детям же скучно кушать и слушать взрослые разговоры, им нужен какой-то творческий выход. Вот они и передают нам привет из нашего пионерского детства. Это ведь было здорово, на самом деле, концерты, инсценировки, стихи под елкой!
— Можно ли распределить ваши «социальные роли» по старшинству? Кто вы — мама, жена, актриса?
— Кто я сначала, не знаю. Могу сказать, кто я — в данный момент. Сейчас я актриса, потому что я сижу в гримерке, у меня скоро начнется спектакль. А приду домой, я уже не буду актрисой, моя актриса останется в театре. Я буду мамой, я буду женой.
— То есть, дома вы отключаетесь от театра?
— Нельзя, конечно, отключиться полностью, театр всегда существует где-то внутри меня, просто есть понятие приоритета. Что сейчас главное? Я не могу прийти домой, лечь на диван и сказать: «Я так устала! Меня не интересует, что у вас тут происходит».
— Но ведь большинство актрис и актеров именно это говорит своим домашним…
— Если меня не будет интересовать, что происходит у них, как я смогу требовать, чтобы их интересовало то, что происходит у меня? Раз маму ничего не интересует, раз она живет в своем мире, значит, она живет отдельно. А я не хочу жить отдельно от них, это же мои дети! Я живу с ними, я интересуюсь их проблемами. А мои проблемы выслушивает мой муж. Так что все зависит от того, где ты в данный момент находишься.
