Музыкант Егор Жвалеев отмечает, как легко попасть в зависимость от своих кумиров, и тут же даёт рецепт, как обрести индивидуальность.
— Давай с самого начала… Откуда ты родом? Как и почему оказался в Питере?
— Я родился в городе Новосибирске, где и жил. Приехал в Петербург в конце мая 2009 года. Просто, без причины. Вот взял, и приехал в один прекрасный момент. Я не ехал собственно в Питер. Я ехал… Как бы это?.. Я ехал, вообще! Вперед. Изначально я собирался в Москву, но почему-то изменил решение, даже не помню почему.
Моя история не нова, как и все — поиск лучшей жизни и музыкального признания в столице.
— Все, кто тебя видел-слышал в один голос говорят: «Егор такой молодой, а уже нашел свое лицо, он ни на кого не похож, никому не подражает, ни у кого не заимствует!» Ты согласен?
— Ну, что я могу сказать? Хорошо, что так. Со стороны виднее. Вообще есть такой феномен похожести новоиспеченных музыкантов на своих кумиров. Когда молодой человек берет в руки гитару, выучивает свои первые несколько аккордов, рифмует несколько своих первых строчек, ему кажется, что он открыл новый звук, новый рок. И самое главное, что это так и есть. Он и правда отрыл новый звук, для себя, но он мотивируется образом любимого музыканта, и происходит подмена, юный музыкант начинает проживать жизнь лица с обложки. Самые многочисленные клоны, это конечно Цой, Кипелов, Егор Летов, иногда БГ. Среди девушек я встречал клонов Арбениной, Зимфиры. Это конечно воровство. Очень сложно отделаться от этой зависимости. Тут очень важно не начать играть вместе с единомышленниками, иначе получится еще одна «Ария», или «Кино». Нужно сбиваться в группы людям любящим разную музыку. Только смешивая разные мнения, споря, и ища компромиссы можно создать новую истину, а не уже известную всем банальность.
Все мы пишем свои песни на одних и тех же аккордах, рифмуем одни и те же слова, играем на одних и тех же инструментах, в принципе, одно и то же. Это относится как к нам, молодняку, так и законодателям жанра. Что тут можно придумать нового? Дело не в этом.
Что же касается меня, то я благодарен музыкантам, с которыми мне приходилось работать вместе. Кто помогал, поддерживал меня, кто учил меня, кого учил я. Это все они. Это они сделали меня таким.
— Почему ты решил связать свою жизнь с музыкой? С кого, с чего началась твоя музыка?
— Все началось с того, что родители силой отдали меня в музыкальную школу по классу аккордеона. Сначала нравилось, потом когда понял, что дело это не простое, и придется много заниматься, хотел бросить, но доучился, может быть, просто по просьбе мамы. После окончания музыкальной школы с музыкой было покончено. Я ничего не делал несколько лет. С гитарой я был совсем не знаком, даже не знал, как ее правильно держать. Я не пел, не играл, зато очень любил слушать, как другие поют, люблю и сейчас. Я даже предположить не мог тогда, что я буду чего-то там сочинять когда-нибудь, петь, играть.
Увлечение рок-музыкой произошло внезапно, мне было лет тринадцать-четырнадцать.
Началось все, как и положено, с «Кино». Несколько лет КИНОмании, позже добавился «ГрОб», «Калинов Мост» и так далее. Потом было немного тяжелой музыки.
Среди моих друзей рокеров уже начали формироваться группы, а я тогда ни петь, ни свистеть еще не умел. Стихи на тот момент я сочинять пробовал, но песен еще не писал.
Я родился в большой музыкальной семье, на семейных торжествах всегда пели хором. Я не пел, особой любви к этому не имел. Нигде никогда особенно не выступал, ничто не предвещало беду.
Первая моя гитара была гитарой сестры. Такая советская гитара… Скворечник с подвижным грифом на болте. На ней я выучил свои первые несколько аккордов, как и все тогда. Без особого успеха, просто как дань моде. Впрочем, у меня было несколько уроков по гитаре, с преподавателем. Пальцы не слушались, голос не звучал долго.
И в какой-то момент меня как прорвало, я одновременно и заиграл, и запел, и начал делать это постоянно, везде. Это стало основным видом деятельности, и все остальное покатилось в пропасть. Я все бросил, порвал со всеми прочими увлечениями, и полностью отдался музыке.
Собирая музыкантов, я просто хотел, как и многие, играть со сцены песни «Кино».
Первую группу я собрал в семнадцать лет, называлась она «Истинная вера» (ИВ). «Кино» играть ребята не захотели. Нужно было кому-то писать песни, группа требует свой материал. Я начал писать тексты, просто потому что это должен был кто-то делать.
Это был металл-проект, с тяжелыми гитарами, и орущим вокалом, позже я немного научился петь, поступив в колледж учиться музыке. Орать перестал. На гитаре я не играл, совокуплялся с микрофонной стойкой, ползал по полу, тряс, отрастающими волосами.
Примерно через семь лет группа развалилась, оставив после себя неоценимый опыт, светлые воспоминания, смешанные с легкой грустью. С металлом было покончено.
Получая музыкальное образование, я впервые встретился с учителем по вокалу. Прекрасный педагог, в прошлом оперная певица. Очень сильно повлияла на меня, и мое музыкальное мировоззрение. Она показала мне классический звук, романсы, арии, народные песни. Она научила меня всему, что я умею.
В новой группе я кардинально поменял свой стиль. Новая группа Виа «Твой Ответ Солнцу» (ТОС). В составе были: скрипка, флейта, клавиши, кахон, дарбуки, бас. Группа звучала по фолковски полнозвучно, друзьям нравилась.
Я открыл для себя, что оказывается можно играть музыку без характерного рокерского «дж-дж-дж-дж». Замечательные были музыканты, мои друзья. Минорные ритмы, доминирующие клавиши, настоящий оркестр. Это была хорошая музыка.
Я закончил учиться, и мог уже исполнить свою мечту. Я переехал в Санкт-Петербург, и через год собрал «Королеву Форте Пиано».
— Можешь ли ты существовать вне музыки? Что ты делаешь, если не музицируешь?
— Вообще-то, я не так уж многим и занимался кроме музыки. Был период очень сильного увлечения ролевыми играми, в свое время я даже неплохо фехтовал полуторным клинком, носил кольчугу, шлем, и даже бился в первых рядах при штурме какого-то там города.
Люблю компьютерные игры, шумные компании. В лес люблю с палатками на несколько дней! Опять же гитара у костра. Люблю детей, играть с ними в их игры, петь с ними детские песни, вел вокальную детскую студию. Несколько лет в пионерском лагере работал вожатым, музыкальным работником, учителем вокального кружка. Веду частные индивидуальные уроки вокала на дому. Приглашаю желающих.
Выходит, что бы я не перечислил, все равно все к музыке сводится.
Вообще, если долго без музыки я превращаюсь в праздный овощ, совершенно теряю интерес к происходящему вокруг.
Можно сказать, что я живу от концерта к концерту, и если впереди нет ни одной даты выступления мне очень плохо.
— Но я так понимаю, кроме музыки непосредственно, тебе важен и текст твоих песен? Что для тебя первичнее — музыка или текст?
— Как текстовику — конечно, первичнее текст, как известно русский рок отличается от европейских стандартов сильными текстами, наложенными на, как правило, не сильно высокохудожественную музыку.
На этой почве всегда много разногласий у авторов песен с музыкантами, которые эти песни исполняют, были они и у меня с моими группами. Но, вынужден признать, что не всякое хорошее стихотворение может стать потом хорошей песней. Собственно так же как и не из всякой хорошей музыки, при наложении на нее текста, может получиться хорошая песня.
Если берутся за основу стихи, то зачастую, выходит очень примитивная музыка, которую не интересно играть музыкантам, так как они пытаются что-то менять, а автор сразу восстает, так как текст писался без учета музыки.
И обратный вариант, музыканты пишут музыку, а текстовик пытается наложить на нее свой текст, и чаще всего это превращается в декламацию, нормальную вокальную мелодию уже придумать не получается, так как музыка писалась без учета текста, и ему там просто нет места.
Я хоть и пишу стихи, но не называю себя поэтом, я музыкант, и все свои стихи сразу рассматриваю как тексты для будущих песен.
Считаю, что текст и музыка должны рождаться вместе, в одной голове, быть неотъемлемой частью друг друга.
Бывает инструментальная музыка, где текста нет, и не надо. А песенный жанр подразумевает, что на нее сверху будет что-то петься. Значит самое первичное — чувство меры, и баланс, и гармония всего в комплексе.
— Что обычно служит поводом для написания песни?
— Когда в голове появляется, какая-то идея или тень идеи, отдельная фраза, образ, мысль, может быть, первая строчка. То, что потянет за собой все остальное. Вот тогда появляется песня. Но когда это произойдет, что меня натолкнет на нее, я не знаю.
Но я никогда не хватаюсь судорожно за перо, спеша записать, пока не забыл, как про это рассказывают. Я делаю наоборот, стараюсь запомнить эту мысль. Если строчки покидают мою голову бесследно и навсегда, то значит туда им и дорога. Не жалко. А если они превращаются в навязчивую идею, начинают всюду меня преследовать, и вертеться в голове постоянно, то это вот как раз то, что надо. А дальше это трудная, тяжелая работа.
Не смотря на то, что это всегда происходит случайно, и предсказать когда это произойдет нельзя, творчество для меня — это не развлечение. Это очень сложный, мучительный процесс. Я испытываю прямо таки физическую боль, когда долго не прилучается. Приходится силой усаживать себя, и заставлять работать.
— Как давно у тебя появилась группа? Как это произошло?
— Группа появляется, когда два человека получают на двоих один звук, начинают вместе звучать, и работать вместе. Появляется взаимное сотрудничество.
Прожив год в Санкт-Петербурге, я успел поиграть с разными музыкантами, и все как-то не удавалось. Группа появилась летом 2009 года, когда со мной стала петь Наталья Хализева и играть Артур Галоян (гитара), с которым мы вместе работали в музыкальном магазине. В Интернете мы познакомились с Елизаветой Ланчиной (виолончель). Долго думали над названием, перебрали кучу вариантов, как же хорошо, что ни один из них не был утвержден. Какое-то время выступали вообще без названия. 1 ноября 2010 года считается днем рождения названия группы «Королева Форте Пиано».
— Это окончательный вариант названия? Расшифруй его, пожалуйста.
— Тут все просто. Фортепиано — это отличный инструмент, идеальный эталон графического изображения нотного звукоряда. Одновременно с этим слово «фортепиано» состоит из двух итальянских слов (forte) — громко, и (piano) — тихо. Поэтому в названии между двумя этими словами стоит пробел. Нам нравится играть с динамикой музыки.
А королева — это муза. У музыки, по моему мнению, женская природа.
Музыка — моя королева, а я ее верный подданный.
То есть, дословно название «Королева Форте Пиано» переводится как «Музыка Громкая и Тихая».
— Это группа друзей или это музыканты, с которыми тебе комфортно и удобно?
— Конечно, музыканты — это друзья, по-другому быть не может. Любой совместный процесс требует проводить много времени вместе, часто видеться, и планировать свою остальную жизнь в соответствии друг с другом. Это очень сильно сближает даже незнакомых ранее людей. Вот, например, кто-то приводит в группу нового музыканта. Сначала его зовут только за инструмент, он всем чужой, его никого не знает, но общее дело быстро стирает границы между людьми, и после нескольких репетиций кажется, что ты знаешь его всю жизнь.
К сожалению, ммелкие распри, разлад, личные проблемы ссорят музыкантов, разрушая самые теплые отношения, и группы распадаются. А проблемы и конфликты все равно возникают, возникают постоянно. Это жизнь, и это творческий процесс. Очень важно учиться решать их миром.
Внутри группы люди быстро становятся лучшими друзьями. Но эта дружба не всегда остается, когда музыканты перестают играть вместе, и спустя некоторое время границы вырастают снова, люди увлекаются новыми делами, и остаются просто хорошими знакомыми. Музыка — это общение на более высоком уровне, чем общение вербальное. И встретившись, спустя много лет, музыканты не находят тем для общения. Им надо сыграть те старые песни, те общие мелодии, под которые им было так хорошо когда-то, и все станет, как было. Отношения вернутся на прежний уровень.
— Как ты считаешь, выступление группы подразумевает наличие шоу? Или это необязательно?
— Время изменилось. Новое время дует новыми ветрами и выставляет новые требования к артистам. А требования эти выросли очень сильно, и, прежде всего, по причине возникновения жесточайшей конкуренции, пресыщения новой музыкой, огромным выбором. Кидать уголь в кочегарке днем, а вечером бренчать на гитарке песенки во дворе — сегодня такой номер не пройдет. Слишком много развелось таких вот не признанных звезд.
Сегодня никого не удивишь, просто выйдя на сцену, просто сыграв свою, даже очень хорошую музыку. Никто просто не заметит. Публика искушена и пресыщена.
Сегодня нужно эти правила учитывать и играть по ним, иначе останешься за бортом.
Без Шоу сейчас просто никак нельзя. Нельзя было и раньше, а сегодня без красивой картинки просто нечего делать на сцене.
— Что нового ты хочешь открыть человечеству своими песнями? И должен ли автор, по-твоему, к этому стремиться?
— Автор должен стремиться быть интересным, работать не для собственного развлечения, а развлекать людей. Стремиться выходить на сцену не потому, что ему хочется сыграть, а потому, что его хотят услышать.
Писать не о своих проблемах, делах, радостях, не о себе, а о людях. Дарить эмоции людям.
— Зрелые мысли… А в этом нет некоторого самопожертвования?
— Это никакое не героическое самопожертвование. Ведь получив порцию ярких эмоций, люди отвечают еще большим эмоциональным взрывом. Именно этот энергообмен — вершина и смысл сценического действия.
— Есть ли у творческого человека обязанности перед человечеством? Расскажи о своих обязанностях.
— Обязанности?.. Я точно знаю, что нельзя делать творческому человеку. У него, как и у врача, главный принцип: «Не навреди». То, что создается творческим человеком, иногда видят\слышат\читают люди, и частенько это имеет отклик в их душе. И этот отклик имеет сильное влияние на жизнь людей, на их отношение к жизни, на их дальнейшие решения.
Нельзя пропагандировать отрицательные сферы нашей жизни. Нельзя заниматься пропагандой, рекламой алкоголя, наркотиков, курения, самоубийств, насилия, и других «радостей жизни». Я не запрещаю это делать другим, ведь у многих музыкантов пропаганда чего-нибудь из этого является основной темой для песен, скорее я выбрал это «табу» для себя.
— Прекрасно! Что же в тебе самого лучшего-худшего?
— Лучшее — возможно, не конфликтность, миролюбие — сильно мне мешает это в жизни. Наверняка, что-нибудь еще есть во мне хорошее.
Худшее — тщеславие, легкая форма нарциссизма. Полнейшая не организованность, не пунктуальность, рассеянность. Склонность к навязчивым идеям.
— Как ты сам считаешь, что особенно притягательно в твой музыке? На что предлагаешь обратить особенное внимание?
— Я выступаю за мульти-стилистику, ищу новый звук, новый ритм. Мне совершенно скучна работа в одном стиле. Нет ничего скучнее, чем оказаться на фестивале где все играют в одном жанре. Я стараюсь, чтобы у «Королевы Форте Пиано» было как можно больше граней, разных вариантов звука.
Мне нравится думать, что «не все в мире еще придумано», но все же я любитель классики и в музыке, и в жизни.
Смешиваю несмешиваемое, совмещаю несовместимое, но во мне нет места авангарду и безвкусной эстетике безобразного, почему-то популярного сейчас течения.
— Должен ли музыкант репетировать, заниматься каждый день или нужно ждать вдохновения?
— Да, конечно должен, и чем чаще, тем лучше. Самосовершенствоваться нужно постоянно. Где нет роста вверх — там идет движение вниз. Вокалистам положено регулярно распеваться. Это помогает держать голос форме, расширять диапазон. Музыкантам нужно постоянно играть, упражняться, повышать свой уровень владения инструментом и чувствительность к музыке. Набранные навыки без тренировки теряются очень быстро. И безвозвратно.
По поводу вдохновения — тут все сложно. Во-первых, это индивидуально и совершенно не одинаково происходит у людей. Да и неправильно считать, что это автор так крут и что он гений, что вот он написал что-то гениальное, и что это его заслуга. Если бы для этого нужно было просто много работать, то да, но это всегда происходит случайно.
— И все же творчество — это тяжелый трут или удовольствие?
— Если себя силой не сажать периодически за это дело, то ничего и не появится на свет. Творческий процесс конечно захватывающее дело, увлекательное. Но это уже тогда, когда тебя завело и повело за собой, и тебе остается только записывать то, что рождается уже без твоего участия. Но пока это произойдет, приходится перелопатить целую кучу тем, неудачных рифм, бракованных стихов.
Приятные ощущения появляются только тогда, когда это уходит в зал, и ты смотришь со сцены на то, как люди в зале танцуют, знают слова, подпевают, или просто шевелят губами. Или после концерта кто-нибудь подходит, и просто говорит несколько теплых слов. Это, конечно, не стоит принимать слишком близко к сердцу. Но зато это дает силы работать дальше. Вот это как раз приятно.
А создание нового произведения — неприятно.
— Что самое трудное для тебя, в смысле написания песни, в творческом процессе, вообще?
— Самое трудное набраться смелости это кому-нибудь исполнить, когда закончил.
Самое трудное это по окончанию работы над песней самому поверить в то, что это чего-то стоит, что это кому-нибудь нужно, что это будет кому-то интересно.
Я считаю, что через эту грань не смогли переступить многие из когда-либо писавших людей, и мир так и не услышал их стихов и песен.
А еще бывает так: долго работаешь над новым материалом, несколько недель болеешь этим текстом и вот, в тяжелых муках рождается совершенно новая музыка. А ты думаешь: «Вот! Это оно! Это то, что надо! Вот так надо писать! Ай да Пушкин, ай да сукин сын». Приносишь друзьям или музыкантам, с которыми хочешь это сыграть, практически как ребенка на руках. Исполняешь идеально. А люди зевают, и говорят: «Ну, неплохо. Хорошая песня».
Вообще, самая страшная оценка для автора — «хорошо». Это даже хуже, чем они бы сказали: «Ты полная бездарность, не пиши больше!». Это значит, что ты смешался с серой массой «хороших» песен.
А бывает так: что-нибудь авангардное левой ногой накарябал, да еще с утра, да так и не доделал. Наложил на два самых простых аккорда. И вообще лучше было бы не играть совсем. Но вот тебя слушают, и ты ее играешь, на ходу допридумывая слова, путая аккорды, стыдясь. Но — раз! И все подскакивают, и начинают танцевать — если это веселая песня. Или начинают плакать, если грустная. И не говорят ничего. Просто в следующий раз просят исполнить еще раз. Вот эта самая высокая оценка.
Получается, самое сложное — побороть страх того, что так не будет.
Нет, творчество — не тяжелый труд. Это мучительные, очень болезненные ощущения.
— Был ли у тебя страх сцены, зрителей?
— Страх сцены — это самое приятное ощущение на свете. Ради этого самого страха все и делается. Эти трясущиеся руки, дрожащие колени, бегающие от страха глаза — это то, что заставляет снова и снова подниматься по ступеням лестницы, ведущей на сцену.
Пройдет время, прежде чем голос перестанет дрожать и срываться, когда с перепугу перестаешь забывать слова, ронять предметы, испуганно прятать глаза в пол.
Первые выступления в жизни у меня были в музыкальной школе. Это были так называемые «Акодем-концерты», это было что-то, вроде экзамена, и в конце выставлялась оценка, и больше боялись ее, чем самого выступления. Но там исполняется материал композиторов со звонкими фамилиями и впечатляющими датами жизни. Играть чужую, проверенную временем программу, не страшно. Все равно будут хлопать, только не тебе, а автору.
Оказаться впервые на сцене с собственными песнями было очень страшно. Один из гитаристов, впервые выступающих тогда со мной, наотрез отказался выходить, пришлось силой выталкивать на сцену. Руки дрожали, пальцы не слушались, голос срывался, очень страшно смотреть в зал. Это никуда не девается, просто мы учимся удачно это прятать, даже от самих себя. И самое страшное то, что нам это нравится.
— Чего ты боишься?
— Я боюсь, что все зря. Тут дело даже не в музыке. Просто каждый день мы копошимся, делаем, кажется, важные дела, чем-то занимаемся, и вроде бы это все надо. И это все вроде бы для чего-то, почему-то.
Я боюсь, что в конечном итоге все это окажется зря. Самое страшное в жизни: «Зря».
— Связываешь ли ты свое будущее с музыкой? Каким ты его видишь, скажем, лет через десять?
— Музыка для меня — основной вид деятельности: «Королева Форте Пиано», уроки вокала, работа на халтурах, сейчас вот начал заниматься организацией Тематических Фестивалей — проект новый, пока не ясно, что будет дальше. Я бы хотел заниматься только музыкой, пока это, к сожалению, не удается.
О будущем не думаю. Живу здесь и сейчас, в эту самую секунду. Рассмеши Бога — расскажи ему о своих планах.
