Поэт и писатель Дмитрий Дарин ясно проводит границу между ремеслом для тиражей и художественной терапией души. Он говорит о русском человеке, как о идущем по грани добра и зла по лабиринту нравственного выбора.
Родился в 1964 году в Ленинграде в семье капитана дальнего плавания и преподавательницы русского языка. В 1986 году окончил МГИМО. Проходил службу в войсках специального назначения в Группе советских войск в Германии. Член Союза писателей России, член Высшего Творческого Совета МГО Союза писателей России, член Союза журналистов России, член Международной Ассоциации писателей и публицистов (МАПП),лауреат Всероссийской литературной премии им. Сергея Есенина «О, Русь, взмахни крылами…» .Член редколлегии всероссийских лит. журналов «Российский колокол», «Дом Ростовых», «Невский альманах». Доктор экономических наук.
— Дима, принято считать, что русские писатели всерьез занимаются исследованием человеческой души. Так ли это?
— Смотря, какой писатель. Сейчас плюнь в любую сторону — попадешь в «писателя» и даже в «поэта». Человек может назвать себя, как угодно, даже музыкантом — но ноты-то знать нужно! Поэзия — это тоже ноты, только не звука, а сердца. А проза — это, если хотите, другая, но тоже серьезная профессия — терапия. Художественная терапия души. Почему классика вечна и так, собственно, и называется? Потому что исследует мир основных страстей и чаяний человека. В природе нет добра и зла — они пришли в этот мир с человеком. Вот их вечное перетекание одно в другое и делает нашу жизнь такой… переливчатой. Любая серьезная литература — это переливание душ. Остальное — ремесло для тиражей.
— И с другой стороны, в вашем случае, писатель — в большей степени доктор (врачеватель душ) или пациент?
— Герцен за меня ответил на это вопрос. Он сказал про писателей — «Мы не врачи, мы — боль!»
— Название вашей книги «Русский лабиринт» намекает на сложность и частую тупиковость, противоречивость русского характера?
— Каждый человек когда-то в своей жизни встает перед нравственным выбором. Но только наш человек почти всегда попадает в нравственный лабиринт. Отсюда и пословицы повелись — «никакое доброе дело не остается безнаказанным», «за мое добро — мне же в ребро» и так далее, с исторической неизбежностью. Злой же выручает смертельного врага и не уважает струсившего друга, который, может, ему никакого вреда не желал. В нашей стране всегда трудно с серединами, может, от того грань между злом и добром в русском человеке неуловима. Вот и ходит он не по грани, а по краю, не по выверенной, проторенной дороге, а по лабиринту. И каждый платит свою цену за выход из него — часто непомерно тяжелую.
— Расскажите о книге подробнее… Откуда корни? Как долго создавались истории? Что наиболее ценно в книге — для автора?
— Прозу я стал писать гораздо раньше стихов — на заре туманной юности, как говорится. В основном фантастические рассказы как дань повальной моде. Став чуть постарше, попробовал перо в журналистике — до сих пор помню свою первую статью в «Красной звезде». Я — студент — стоял на Кутузовском проспекте перед газетным стендом (советские люди помнят такие), перечитывая материал и свою фамилию под ним жирным шрифтом и до отчаяния недоумевал — почему за полдня такую красоту читаю я один? Но уже в поэзии, когда я был совсем зрелым человеком, эти тщеславные мотивы во многом уступили восторгом перед Божьим промыслом, дающим возможность творить новые миры и не просто создавать их, но и населять людьми — своими читателями. Правда, в моих мирах очень жесткая иммиграционная политика — на границе нужно предъявлять непогашенное сердце.
Потом потекла и проза. В России хорошо быть писателем — ничего придумывать не нужно. Нужно только уметь слушать и смотреть. Как-то в привокзальном буфете в глубинке пожилая продавщица спросила — «Вам двойной борщ или одинокий?» В одной словесной капле весь океан жизни российской глубинки. Вот о такой жизни и рассказывает моя первая книга прозы под говорящим названием «Русский лабиринт», недавно увидевшая свет с повивальной помощью знаменитого издательства «Вече». Там, кроме двух повестей и двух десятков рассказов будут и статьи — историко-экономическо —философского осмысления нашего дня и нашего пути. Одна из них была, к примеру, вызвана общенациональной дискуссией «Имя России» — и невежественной критикой или сознательным принижением роли великой роли Столыпина в русской истории. Она так и называется — «Лицо России — не тени, а синяки. Еще раз о Столыпине». Там, кстати, приведена та самая знаменитая речь Петра Аркадьевича с трибуны 2-й Думы в мае 1907 года, завершающаяся бессмертными словами «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия». И ведь ничего не изменилось в сути своей. Поэтому моя публицистика «доделывает» то, что не «упустила» поэзия или проза автора.
— Литературоведы назвали «Русский лабиринт» современной психологической прозой. Как вы сами «обзываете» свое детище?
— Я уже слышал и про русского надежду неоклассицизма, и про новую волну почвеннической литературы и еще что-то приятное по масштабу, по крайней мере… (Улыбается) Современная РУССКАЯ психологическая проза — вот так будет вернее всего.
— Некоторые авторы боятся определения «современный», видя в нем некую сиюминутность… Что думаете об этом?
— Классика всегда в моде. Не только в одежде, как мы понимаем. А почему — потому что современна каждому поколению. Перечитайте Гоголя — и оглянитесь вокруг… Гоголь вечен, потому что мы в России вечно хотим и избегаем одного и того же. И нарываемся — на одно и то же. Вечное — то, чем ты можешь пожертвовать ради друга, женщины, страны, идеи. Или — что ты можешь им дать. Сиюминутное — сколько это стоит.
— Ваш критерий классичности произведения? (Если не считать проверки временем)
— Это правильно, время не единственный и не всегда решающий фактор. Столько забытого из прекрасного, которое могло бы стать классикой в своем виде искусства, что мы добавляем в этих случаях — незаслуженно забытое. Так что классика — заслуженно незабытое!
— Мечтаете ли о лаврах и памятниках? Или удовлетворены степенью признания — и памятники в недалеком будущем?
— (Смеется) Я — не то, чтобы мечтаю… но хотел бы видеть памятную доску на своем парадном — «Здесь жил и НЕ работал русский поэт и писатель Дмитрий Дарин»
