Актёр Дмитрий Джойдик считает что спектакль «Служанки» существует лишь на 3%.
[su_accordion]
[su_spoiler title=»Биография»]Дмитрий Жойдик, (род. 26 декабря 1973) — Театральный актёр. Окончил Дальневосточную Государственную Академию Искусств. Играл в Приморском академическом краевом драматическом театре им. М. Горького. С 2002 по 2011г. играл главные роли в театре Романа Виктюка. Женат. Воспитывает двоих сыновей.[/su_spoiler]
[/su_accordion]
— Что это за субстанция: Дмитрий Жойдик, артист и человек?
— Субстанция, время от времени выходящая после третьего звонка к своему психоаналитику. И при этом, еще получает зарплату.
— То есть, ты рассматриваешь сцену, как психоаналитика?
— Я надеюсь, что это обоюдный процесс. Не то, что я просто выхожу и сливаю, я аккумулирую в себе демонов, некий комок энергии, и мы со зрителем начинаем взаимно отчищаться, как мне кажется. В районе рампы черти сгорают. И после спектакля наступает определенное облегчение. Хотелось бы, взаимное.
— Выходит, что ты должен доверять своему зрителю?
— Если ты доверяешь, то и сам вызываешь доверие. Большее количество времени артиста уходит именно на это преодоление. То есть, когда ты уже добился доверия, ты можешь в эти благодатные уши, в эти души открытые вкладывать все, что захочешь. Главное, чтобы было, что вложить. И если оно честно, то обязательно вызовет отклик.
— То, что ты говоришь, очень важно. Значит, ты не равнодушен к своему зрителю?
— А как иначе?
— Некоторые артисты видят перед собой просто зрительскую массу, которая дает им энергию.
— Прежде чем что-то взять, нужно все-таки что-то дать, поэтому это процесс обоюдный. В идеале, это танец шамана… В космос зала надо бросить себя, отдаться — тебе вернется сторицей. Ты можешь зажечь звезду полученной силой, а можешь ее потушить — насколько у тебя хватит совести, ответственности и чистоты сердца. Эта сила, которая, в принципе, сравнима с властью. Властью духа. И это очень большая ответственность.
— Сейчас ты несколько романтизируешь профессию, а как-то в кулуарах сказал: «Все равно кем быть, хоть дворником! Театр — это моя работа. Я просто зарабатываю деньги».
— Ни в тот раз, ни в этот не кривлю душой, имея в виду, что любую работу надо делать честно. В данном случае я работаю в театре. И стараюсь быть честным в отношении к зрителю.
— Но есть же какие-то профессии, куда ты бы точно не пошел, даже если бы тебе сильно не хватало денег?
— Я бы хотел помогать людям. Есть вещи, которые просто не мои. Их много. Я не говорю, что могу заниматься, чем угодно, просто в этот момент я занимаюсь театром. Как только перестанет болеть, тогда я займусь чем-то другим. Пока этот вопрос не стоит, к счастью. Пока. Ну и конечно я слишком ленив, чтобы что-то менять.
— А были такие моменты в твоей творческой биографии, что тебе хотелось отдать, а зал не принимал?
— Были. И есть. Мы люди. И порой башня Вавилонская рушится с новой силой. Задача — строить ее вместе, слушая друг друга. Хороший актер своего рода полиглот, он на понятном в данный момент языке открывает словом и действом окна зрительской души, он протирает зеркала его глаз. Пафосно, но вот так вот.
— Ты помнишь момент, когда эта гармония первый раз состоялась?
— Нет. Она еще впереди. Было бы великое состояние, просто наслаждение, если ты с первой минуты спектакля до финальной не услышишь в зале ни одного почесывания, ни одного сморкания или кашлянья. Нужно стремиться к этому.
— Так бывает?
— Бывает. Должно быть.
— Идеальный театр…
— Это мое представление об идеальном театре, но это не значит, что я занимаюсь таким творчеством. Да, я хотел бы, чтобы в идеале все и всегда так относились к профессии и, наверное, к жизни. Но сказать, что сам так живу, я не осмелюсь. Я живу этим ежедневно, но бывают моменты, когда меня просто тошнит, я не хочу выходить на сцену: «Опять все это заново! Эх, сколько можно?! Все одно и то же!» А уже потом, когда выходишь на сцену, понимаешь — вышел, так уж давай, дуй до горы, Вася.
— Как же так, театр — это коллективное творчество, работает «принцип хора», притом, что в театре все должны быть яркими индивидуальностями? Как возможно одиночкам существовать и работать в коллективе
— Не вижу противоречий. Любой хороший театр или любое творческое сообщество есть хор ярких индивидуальностей. Если звездит один, то это не хор, не оркестр, а дешевый самопиар, не имеющий к театру никакого отношения.
— Надо работать на общее дело, на общий результат?
— При этом нужно отринуть свои личностные амбиции и все прочее. Спектакль «Служанки», например, можно играть во всех жанрах. Во всех, просто во всех! Триллер, комедия, драма, трагедия. В идеале, конечно, это трагедия, для меня, по крайней мере. Но это может быть и дель арте и кабуки! Все дадено для этого! И если все участники спектакля профессионально будут заниматься этим шаманизмом, с полной самоотдачей, зал просто разорвется!
— Зал и разрывается!
— Я, наверное, более критически отношусь к тому, что мы делаем на сцене. Да, сейчас спектакль «Служанки» существует на 3%. Но это мое личное мнение. Я знаю, что этот спектакль может быть другим, когда с залом можно делать все, что угодно, просто в центрифугу его запихивать! С помощью этого материала, этой постановки заставлять зрителя испытывать настоящий оргазм!
— Многие считают, что человек, сознательно посвятивший свою жизнь театру, просто-напросто стремиться сбежать от жизни. И в этом большая доля инфантилизма… Можешь это прокомментировать?
— Возможно. Там же глубокие корни… Я сам задаюсь вопросом, почему люди идут в артисты, так же как я задаюсь вопросом, почему люди хотят смотреть на других людей, которые ходят по сцене и что-то изображают. Почему-то люди смотрят на этот идиотизм! Я не понимаю, но, по идее, это должна быть магия — на твоих глазах рождается жизнь. Но все-таки, если вернуться к истокам, изначально все началось с музыки, потом появился танец, потом уже театр. Все взаимосвязано. Первый, кто мог себе позволять танцевать — это шаман. И если глубоко копать, то оттуда ноги растут, потому что шаман заставляет окружающих войти в транс. Я считаю, что в идеале, зал нужно ввести в транс. Был транс спектаклей Эфроса… Сам не видел, но верю людям, которые так пишут. Есть транс Ленкома, есть транс МХАТа. В любом театре должен быть свой транс.
— Когда ты говоришь о шаманизме, в частности, в театре, ты имеешь в виду славянский вариант? Ни Моррисона с индейцами, а именно наше, русское поле?
— Моррисон с индейцами — это тоже вариант. Но вариант опопсовленный, причем, не Моррисоном самим, а его окружением, теми, кто хотел зарабатывать на нем деньги. Моррисон безусловно был из разряда шаманов. И… Просто машина его перемолола. Но все равно, сколько голов он свернул, сколько дал пищи для творчества. Думаю, что редкий питерский рок-н-ролльщик из старой гвардии скажет, что Джим Моррисон не оказал на него никакого влияния.
— Но зачем тебе вся эта химия, транс, шаманизм? Зачем тебе это, на самом деле?
— Пока я не знаю, зачем… Это все равно, что ты вдруг останавливаешь время… Это ощущение какого-то всемогущества. Звенящая тишина и ощущение, что весь зал у тебя на ладони, сидит, не дыша. Когда тысяча человек, слушают тебя, открыв рот, это шокирует! И естественно хочется это повторить, вернуть это ощущение. Наверное, это такая эгоистическая вещь.
— Эгоизма самосовершенствования не бывает без отдачи?
— Думаю, да. Любой йог скажет, что с помощью упражнений и практик можно добиться накопления энергии, требующего определенного обмена и выхода. Иначе тебя разорвет. Поэтому одно без другого, в принципе, не возможно — ты станешь злым гением, маньяком или еще чем похуже. Это достаточно серьезная вещь, очень тяжелая. Горе от ума у нас в России… Чем больше у тебя ума, тем менее ты оптимист.
— Насколько же ты оптимист? И что такое оптимизм, по-твоему?
— По-моему, это просто отсутствие информации. Оптимизм?.. Само слово какое-то неприятное. Такое же, как слово «позитив». Что это — позитив?..
— Но все-таки если делить реальность на черное и белое — ты больше оптимист или пессимист?
— Я на черное. Грустное, пессимистическое, да…
— А свойственно ли тебе оправдывать своих персонажей? Оправдывать себя?
— Персонажей — только так. Но только не себя! Я скорее, наоборот, себя грызу-уничтожаю. А персонажей, конечно, оправдываю, они для меня, прежде всего, просто живые люди, которые в той или иной степени хотят быть счастливыми.
— Они тебе близки, дороги?
— И дороги и близки. В каждом частица меня самого. Они живут во мне. Это не совсем профессионально и не правильно. На это может режиссер сказать: «Ну и насколько тебя хватит?» Но с другой стороны, да, нужно все-таки иметь определенные технические навыки, которые помогут тебе не принимать какие-то вещи так близко к сердцу, иначе точно недолог век будет.
— Так, может, это и ничего? Может, в этом есть смысл?
— Да, светя другим, сгораю сам?.. Про себя не буду так говорить. Но это замечательная фраза. На Руси так много людей, которых есть за что уважать! У них есть способность тратится по-настоящему.
Иногда, конечно, посматриваешь в хозяйственном магазине на мыло и веревку, понимаешь, что творится вокруг. Это при моем-то цинизме и пофигизме… А что говорить о человеке, который близко к сердцу воспринимает любую пакость, подлость?
— Да, мы пойдем другим путем.
— Опять же, я возвращаюсь к старославянским традициям… Древние славяне, подходя к лесу говорили: «Мать-природа, ты дала мне жизнь. Прости меня, но чтобы ее продолжить я должен взять у тебя еще немного». Заходили в лес, рубили ровно столько дров, сколько было необходимо для того, чтобы согреться. Потом снова: «Мать-природа. Ты дала мне жизнь, дай мне еще немного, чтобы ее продолжить». Они заходили в лес, убивали животное, чтобы поесть. А потом просили прощения и у него, и у его родственников! Так вот, какая была бы страна сейчас, если бы мы не просрали все это?!